сказала дева. — Грохотал мост, дрожал, будто гроза пробежала. А Бальдр ехал по другой дороге, той, что идет на север и спускается прямо вниз, под землю.
Поехал Хермод дальше и добрался до решетчатых ворот в Хель. Встретила его хозяйка царства мертвых. Была она наполовину синяя, наполовину багровая и свирепая на вид. Сидела она в своих палатах, называемых Мокрая Морось.
Рядом с хозяйкой царства мертвых восседал на почетном месте Бальдр.
— Отпусти Бальдра, — попросил Хермод. — Просит тебя об этой милости сам бог Один.
— Если услышу я, что великий плач стоит в мире и скорбит о нем все живое, то отпущу, — молвила хозяйка царства мертвых.
И немедля пустился тогда Хермод в обратный путь. Дал ему Бальдр на прощанье кольцо Драупнир для Одина. А жена его Нанна послала Фригг свой златотканый плат. Приехав в Асгард, жилище богов, оповестил Хермод Одина обо всем, что с ним произошло.
Разослали гонцов во все концы света, чтобы все плакали и тем вызволили Бальдра из Хель. И плакали все — люди и звери, земля и камни, деревья и травы, окропленные росой. Плакали и металлы, попадая с холода в тепло.
Но наткнулись гонцы на великаншу, сидевшую в глубокой пещере. Просили они ее плачем вызволить Бальдра. И ответила великанша:
— Сухими слезами не оплачешь мертвого. Пусть хранит его вечно Хель!
Так и случилось. Остался навечно Бальдр в царстве мертвых.
Но узнал Один, что обернулся великаншей лукавый Локи. И тогда боги решили отомстить, извести его. Однако ускользнул от них Локи и укрылся на горе. Построил он там себе дом с четырьмя дверями, чтобы глядеть во все стороны. А в минуту опасности принимал обличье лосося и прятался в водопаде.
И так было до самой гибели богов.
Гибель богов и расцвет мира людей
Ненастное время наступило. Снег валил так густо, что покрыл вершины гор. Лютые морозы сковали землю и превратили ее в камень. Свирепые ветры валили деревья, сдували леса с лица земли. Три зимы кряду, не пуская лета, бушевали на свете. Волк проглотил солнце. Другой волк похитил месяц. Великие войны разразились в мире. И никто никого не щадил. Убивали брат брата и сын отца. Задрожала земля. Раскололись и рухнули горы.
И случилось самое страшное. Волк Фенрир вырвался на свободу. Ужасна его разверстая пасть: верхняя челюсть до неба, нижняя — до земли. Мировой Змей поворотился и вышел из моря на берег. Пламя вырывалось у него из глаз и ноздрей. Изрыгал он столько яду, что напитались им воды и воздух. Неслись жители Огненной страны, сыны Муспелля. Земля пылала под их ногами, проваливались мосты, паром клубились реки. А впереди них грохотал великан Сурот, увитый языками пламени, как пылающим плащем. Выплыл из подземного царства корабль мертвых Нагльфар, и правил им коварный Локи. Готов был корабль без устали перевозить в царство мертвых тысячи и тысячи погибших. Содрогнулся ясень Иггдрасиль, вскипел источник мудрости Мимира.
Поднялся тогда златорогий бог Хеймдалль, страж богов, и громогласно затрубил в рог. Вышли на битву все боги. Оседлал своего восьминогого коня Один. Заржал Слейпнир и понес седока в самую гущу битвы. Сверкал золотой шлем Одина, поблескивало его волшебное копье Гунгнир. Первым вышел он на бой. Кинулся на него волк Фенрир с разверстой пастью. Никто не может прийти на помощь Одину. Даже божественный богатырь Тор-громовик. Сражается он с Мировым Змеем. Солнечный Фрейр схватился с ужасным огненным великаном Суротом. Лишенный меча, бился он оленьим рогом и пал в неравной схватке. Порвал цепи и выскочил из пещеры демонический пес Гарм. С рычанием бросился он на грудь однорукого Тюра, бесстрашного бога битвы. Поразил его Тюр мечом, но и сам упал окровавленный. А Тор-громовик задушил Мирового Змея в богатырских объятиях. Но, пройдя всего девять шагов, упал замертво, отравленный змеиным ядом.
Разверзлась страшная пасть волка Фенрира. Острыми скалами сверкали его зубы. Пламенел язык. Бездонной пещерой чернело его нутро. И утонул, пропал в этой пасти бог Один. Но и гигантскому волку не было пощады. Сын Одина, молчаливый бог Видар, наступил ногой на нижнюю челюсть Фенрира. Уперся руками в оскаленную верхнюю челюсть и разорвал волка пополам.
Коварный Локи напал на златорогого Хеймдалля. Долго не уступали они в силе друг другу, со звоном скрещивались их мечи, стекали с них кровавые потоки. Бились они дольше всех, и, сцепившись, умерли оба.
А великан Сурот, изрыгая пламя, кружил на поле битвы и сжигал все вокруг.
Где Один? Где боги, сыны его? Неужели ничего не осталось от неба и земли? Но нет, снова сияют небесные чертоги. Сидят в них сыновья Тора. Вернулись из царства мертвых Бальдр и Хёд. Ведут они разговор о минувших днях, вспоминают славные подвиги и песни великих богов. Радуются гибели Мирового Змея и злобного волка Фенрира.
Вздымается снова из моря земля. Зеленеет, как прежде, она. Реки текут, орошая поля, и падают воды со скал крутым водопадом. Зеленой стеной поднимается лес. Орел надо всем пролетает.
В роще тенистой появятся два человека. Ливтрасир, что значит «жизнь». И Лив, что значит «дающая жизнь». Утренняя роса будет служить им едою. И пойдет от них великое потомство, что заселит весь мир, спасенный от огня.
Воины-медведи
Так и случилось. Но не избавился мир людей от войн и распрей. Племя шло на племя. Один род враждовал с другим. Волны нашествий затопляли страны, гибли народы. И, конечно же, главными героями сказаний были воины. И чем они были свирепей и беспощадней, тем больше славы могли снискать. Древние люди нередко подражали диким зверям.
Древние скандинавские предания повествуют о страшных, непобедимых воинах. Эти первобытные люди в надежде обрести ловкость и недюжинную силу дикого зверя обряжались в шкуры медведей. Руки превращались в громадные лапы с острыми когтями. Голова утопала в оскаленную звериную пасть. А весь человек становился будто в два раза выше ростом и всей звериной мощью нависал над врагом. Берсерк — звалась это боевая одежда, что значит «медвежья рубаха». От этого скандинавского слова и стали называть тех воинов берсеркерами.
Воин медведь скалил зубы и яростно кидался в самую гущу битвы. Его бессмысленный, звериный вопль и безрассудная смелость наводили ужас на врагов, лишали их разума и отваги. Зато сам воин-берсеркер, уверовав в то, что ему и впрямь передалась чудодейственная мощь этого косматого лесного силача, обретал древнюю звериную силу.
И тогда его не брали ни меч, ни копье. Ослепленный яростью, он мог прокусить